Насвистывая, он вышел из паддока и направился к трибунам, небольшая свита следует на полшага позади. К одиннадцати часам утра черная разбойничья щетина уже пробилась на тщательно выбритых щеках; при объективно невысоком (1,65) росте Хуан Пабло Монтойя, для фанов всего мира — JPM, словно возвышается над спутниками не то чтобы угрожающе, но с несколько пугающей победительностью. Цепкий взгляд высматривает журналистку из Москвы. Приветливый взмах рукой:
— Прокатимся?
— Прокатимся? На чем?
Хуан Пабло лишен водительских прав за превышение вдвое скорости на автобане во Франции. За штурвалом яхты автомобильные права не требуются. Прокатимся на только что прибывшем в гавань Монако Azimut'е 86S? На новенькой, почти никем еще не виданной лодке? Ну конечно же.
— Поехали! — нетерпеливо повторяет он. — Интервью на трассе, круто, правда?
На трассе? Увы, трасса, где JPM тренируется для завтрашних гонок, вроде как экстерриториальна. За рулем двухместного болида права тоже не требуются. К чему права, когда нет ни правил, ни ограничений скорости и на первой же секунде всевозможные потроха и внутренности беззаконно меняются местами. Губы Монтойи шевелятся, складываются в трубочку. Дает интервью? Что-то говорит? Не разобрать. А может, и не говорит ничего. Насвистывает.
Продолжает насвистывать и закончив круг.
— Вот так я их сделаю завтра.
— Уверен?
— Я всегда уверен.
— Но ведь не всегда получается.
— Получается не всегда. Уверен всегда.
Насвистывая, он выпрыгивает из машины, обходит кругом, притопывает, с трудом сдерживая энергию, его уже распирает, куда-то несет, что на одном месте торчать?
— Сейчас Конни за мной заедет, поедем в порт. Будем новую лодку крестить.
— Как ты ее назвал?
— «Монти». А почему бы и нет?
В прошлом году он точно так же ответил на вопрос об имени первенца: «Себастьян. А почему бы и нет?». Сейчас Конни ждет второго. Обещали девочку.
— У меня припасена где-то бутылка шампанского, знаешь, такая большая, призовая. Но ее Конни разбивать о борт не велела, она, вообще-то, больших бабок стоит. Что-нибудь другое Конни купит.
— Большая лодка с тремя каютами и возможностью оборудовать четвертую — это для дружеской компании или с расчетом на увеличение семьи?
— Вот уж не думал об этом. Компания... не, я не слишком компанейский человек. Всегда предпочту денек с семьей провести. С компом побаловаться. Вообще-то, я каюты специально не считал, мне модель понравилась. Длина 27 метров, открытая палуба, несется — под пятьдесят узлов, у нее не просто моторы — водометы. А внутри — обалденный простор, чуть ли не шесть метров в поперечнике. Сколько там, говоришь, кают у меня на новой лодке?
— Три каюты на 86 футов. Можно и четвертую оборудовать, если захочешь.
— А-а. Ну, еще пару детишек мы в ближайшие годы заведем, это точно. (Подоспевшая Конни Фрейдель Монтойя только удивленно брови приподнимает при этом заявлении.) А гостей приглашать не буду. И тебя не позову, только не обижайся. Я сразу решил: лодка — только для своих. Должны же меня когда-то оставить в покое. Хотя бы пока я добираюсь из пункта А в пункт Б.
— Частным самолетом еще не обзавелся?
Что-то смущает его, он предпочел бы уйти от вопроса. На мгновение Хуан Пабло Монтойя перестает насвистывать. Врать он совсем не умеет.
— Я боюсь высоты. Честно, живу на 26-м этаже и никогда не выхожу на открытую террасу. Конни... она часами там просиживает, особенно когда хочет отдохнуть от меня. Открытая терраса, да еще угловая.
— А где ты отдыхаешь от Конни?
— Да я от нее вроде бы и не устаю. Потом, я очень люблю поиграть на компьютере.
— А я изнемогаю смотреть, как он играет на компьютере, — вставляет Конни. — Он может играть с восьми утра до двух часов ночи. Как ребенок: никогда не устает, ничего ему не надоедает, никогда не скажет «хватит». Я живу с девятилетним мальчишкой. Страшно утомительно для взрослого человека.
«Девятилетний мальчишка», вполне довольный сам собой, вновь принимается насвистывать. Его не задевает, что жена садится за руль, а его загоняет на заднее сиденье. И что семейную лодку твердой рукой направляет Конни, он тоже не против. По колумбийским меркам, его супруга принадлежит к аристократическому семейству, с покорившими Новый Свет конкистадорами смешались итальянские и немецкие корни недавних иммигрантов. Деньги, образование, власть. Женщины в этих краях куда решительней и тверже своих мачо. Конни Фрейдель училась в Майами и Мадриде, получила диплом юриста, подумывала о политической карьере. Вечер в ресторане спутал все карты. Она сидела со своим тогдашним бойфрендом, за соседним столиком коренастый и смуглый гонщик раздавал автографы...
— Терпеть не могу рестораны! — вмешивается Хуан. — Особенно за границей. Макдональдс или там пиццерия — это еще куда ни шло. А это разве еда? В Бразилии еще ничего, там просто жарят мясо на углях, как у нас, только мы говорим «чюрраско», а они по-своему, «родисио», как-то вроде того, но мясо вкусное, есть можно, а в ресторане сдуреешь, пока тебе пожрать принесут, и эти еще с автографами — что мне, доплачивают за них, что ли.
Так что у Хуана были в тот вечер все основания послать на фиг маменькиного сынка, чересчур воспитанным голосом просившего у него автограф, и тот направил к нему свою прелестную девушку в надежде, что девушке Хуан Пабло точно не откажет. Он не отказал. И с тех пор ни в чем и никогда ей не отказывает.
Правда, и Конни пошла на немалые жертвы. Лишилась карьеры. Ставит на Хуана Пабло. Повсюду сопровождает его, теперь еще и в качестве личного шофера. А если и затевает благотворительную кампанию, то вместе с ним, как «Формулу улыбок» и конкурс среди детей Колумбии на лучший дизайн шлема для Хуана Пабло.
— У меня есть шлем — точная копия того, что был у Айртона Сенны, тот же конструктор делал. Но дети — они здорово выдумывают. Мне нравится, как они рисуют. Потом уже не то. Когда я был ребенком, в пять лет сел за руль карта — «вау!». В девять лет победил на чемпионате — «вау!». По телевизору смотрел гонки «Формулы-1» — «вау!». «Вау! Вау!». Я готов был за полцены потеть в «Формуле». Имел глупость сказать это вслух, и Фрэнк Уильямс тут же урезал мой гонорар. Это было в 2001 году. Теперь уж я такого не скажу. Это работа, а не игра. В детстве было куда интереснее.
— Неужели на трассе нет больше этого — «вау»?!
— Бывает, бывает. Когда угол срезаю. Но ведь приходится сдерживаться. Если давать себе волю, я никогда не сделаю Шумми. Он — как машина. Я таким ни за что не стану. Однако немножко точнее, немножко серьезнее... Одним напором не возьмешь. И потом в детстве все ведь зависит только от тебя. Ты еще только сел в карт, и уже чувствуешь себя чемпионом. А тут я знаю, что «Феррари» круче, и ничего с этим не сделаешь. Погано. За что комп люблю — сдохну с джойстиком в руках, а всех сделаю!
— Кроме компьютера другие отдушины есть?
— Теннис, гольф, мотоцикл, — добросовестно перечисляет Конни. — Он минуты спокойно не усидит.
— Травма лопатки произошла во время теннисного матча, как утверждает тренер, или все-таки это была авария на мотоцикле? Ходили слухи.
— Тренер говорит, что на корте? Ха-ха-ха! Ну, значит, на корте.
И снова насвистывает. Что бы это значило?
— Что еще интересного было в 2005 году?
— Еще? Я виндсерфинг освоил.
Мы подъезжаем к гавани Монако, уже доносится будоражащий воображение запах моря, и Хуан Пабло начинает насвистывать громче прежнего.
— Побыстрее нельзя, Конни?! Сейчас как отчалим, попробую новую доску. Классная штука, ей-богу!
— Виндсерфинг! У тебя в 2005 году сын родился! — не может сдержаться Конни.
— Ну родился, и что? Ему и в животе весело было, он так скакал, я думал, со смеху помру, на это глядя. Часами мог смотреть. Отличный парень. Может, его сегодня тоже на доску поставим? Я присмотрю.
Конни резко тормозит, выходит и молча захлопывает за собой дверцу. Хуан Пабло пожимает плечами, вылезает с заднего сиденья, оставляет дверь распахнутой и, насвистывая, шагает к красавцу Azimut'у, возле которого уже собралась толпа, дожидающаяся ритуального разбития о борт выбранной Конни бутылки шампанского.
На следующий день Хуан Пабло Монтойя поднялся на подиум в Монако. Пока только на второе место, но ведь он на этом не остановится. Он будет продолжать свою игру, пока не сделает всех. Насвистывая.